 |
|
Медвежье - Саньково - край партизанский -3 |  |
|
Медвежье-Саньково-край партизанский - повесть Степана Песенко
|
|
|||||||
|
 Глава 13.
В двух десятках километров от Медвежья-Саньково в Новозыбковско-Софиевских лесах гремела несмолкаемая кононада: партизанское соединение под командованием Ни-колая Никитовича Попудренко вело тяжёлые бои с превосходящими силами противника для прорыва блокады.
Николай Никитович Попудренко, украинец по- национальности, крепко скроенный среднего роста мужчина, имел проницательные серо-голубые глаза и тёмно-русые волосы. Лицо его было мужесвенно- прекрасно. В критические минуты он умел соблюдать хладнокровие и сдержанность. Лихой наездник, он в то же время уверенно ходил по непролазным лесным дебрям и топким болотам. В решениях нетороплив, но твёрд и непреклонен.
Убеждённый оптимист, он страстно верил в правоту своего дела - дела победы над ненавистным врагом -фашизмом. Одарённый незаурядным голосом, Николай Никитович с задушевной теплотой любил петь украинские и русские народные песни. Критический склад ума позволял ему правильно оценивать обстановку и принимать правильные решения. Партизаны любили его и крепко верили. В это время ему было от роду тридцать четыре года.
В марте 1943 года по указанию Центрального штаба партизанского движения принято решение разукрупнить партизанский гарнизон, создав из него два соединения.
С одним А.Ф.Фёдоров должен был передислоцироваться в Западную Украину, а другое под командованием Н.Н.Попудренко базируется в Елинско- Новозыбковских лесах и продолжает вести боевые действия в прифронтовой полосе. Такое решение вызывалось самой необходимостью. Надо было дать понять фашистам, что партизанское движение на советской земле не случайное,а сугубо закономерное явление. Под влиянием ленинских идей народ организуется, из его среды встают талантливые полководцы и неустрашимо идут с ним на борьбу за свободу и независимость Родины.
Это - подлинные народные мстители. Они мстят за поруганную честь матерей, жён, сестёр и невест, за растерзанное детство, за глумление над святынями, за украденную юность и любовь. Они беспощадны, ибо справедливость на их стороне. Боевые действия партизан у государственных границ Родины имели огромное значение. Они создавали большую неприятность фашистскому командованию, которое вынуждено было изыскивать дополнительные средства и контингенты войск для ведения войны в глубине оккупированных районов.
Очень не хотелось А.Ф.Фёдорову расставаться с боевыми товарищами, с боевым другом Н.Н.Попудренко. Но положение обязывает, и боевые друзья крепко обнялись, расцеловались и простились под столетними дубами, - кто его знает, может, ненадолго,
а может - навсегда. Партизаны усилили диверсии на железнодорожных коммуникациях: взрывали мосты, резали связь, пускали под откос поезда противника.
Фашисты решили разгромить партизанское соединение, базирующееся в Елинско - Новозыбковских лесах. На разгром соединения они бросили до пятидесяти тысяч человек регулярных войск, вооружённых всеми боевыми средствами, включая авиацию. В июне 1943 года немцы блокировали Елинско-Новозыбковские леса. На дорогах, ведущих в лес и из леса, на их многочисленных перекрёстках поставили усиленные наряды солдат и полиции. Самолёты - корректировщики летали над лесом, стараясь обнаружить партизан. беспорядочная миномётно-орудийная пальба по лесу не смолкала ни днём, ни ночью. Периодически проводились бомбёжки.
Так продолжалось изо дня в день. Кольцо блокады неумолимо сжималось. Партизаны заняли круговую оборону. Продовольствие иссякало. Питались сырой кониной: разводить костры строжайше запрещалось. Но боевой дух и величайшая вера в победу над врагом росли и укреплялись с каждым днём. Диверсионные группы по непролазным дебрям уходили на боевые задания и делали своё, столь важное в это время, дело на железных дорогах.
К июлю месяцу кольцо блокады настолько сузилось, что надо было принимать срочные меры по выводу партизан из окружения. Н. Н. Попудренко отдаёт приказ о прорыве блокады и передислокации на Черниговщину. А перед этим все раненые партизаны переправляются из партизанского госпиталя на Большую землю самолётами У-2. В безлунную пасмурную ночь с шестого на седьмое июля 1943 года начался прорыв блокады в направлении деревни Софиевка Новозыбковского района. По команде ударные группы партизан ринулись в бой. Как смерч всё закружилось в грохоте сражения. Н.Н.Попудренко верхом на вороном коне находится тут же и ловко сказанным словечком подбадривает партизан. Все видят,что их командир рядом, и это усиливает веру в успех прорыва блокады и выхода из окружения.
Вот он пришпорил коня и, скомандовав: "Смелей, друзья! За мной! Вперёд!”- ринулся в темноту ночи, увлекая за собой колонну партизан. Но вдруг упал с коня, насмерть сражённый очередью вражеского пулемёта. Произошло замешательство, и враг перехватил инициативу. Партизаны отошли вглубь леса.
Утром седьмого июля тело Николая Попудренко похоронили на погосте у деревни Ново-Сергеевки Климовского района. Паритзаны собрали все свои силы и тщательно готовились ко второй попытке прорыва. На экстренном заседании Обкома командиром партизанского объединения был назначен Ф.И.Коротков и намечен участок прорыва. На исходе дня восьмого июля все людские силы соединения незаметно подошли к большаку Дубровка-Софиевка и с криками "Ура” бросились на охраняемый большак, волной захлестнули его, смя ли ошеломлённых гитлеровцев, в ожесточённой рукопашной схватке очистили себе путь и вышли из окружения.
В последствии Указом Президиума Верховного Совета СССР Николаю Никитовичу Попудренко присвоено посмертно звание Героя Советского Союза за мужество и героизм, проявленные в боях с гитлеровцами.
Отгремела война, и благодарные соратники Николая Попудренко, чтя светлую память боевого товарища и командира, перенесли прах его из Ново-Сергеевки в город Чернигов и похоронили на главной площади у Обкома партии, откуда Николай Никитович, будучи первым секретарём Обкома, ушёл на войну.
Ежегодно, по пути в родные места, заезжает в Чернигов бывший разведчик - диверсант Молчанов Василий Филиппович, чтобы поклониться могиле любимого командира. Долгие минуты простаивает он у обелиска, на котором золотыми буквами написано: "Здесь похоронен командир Черниговского объединения партизанских отрядов Герой Советского Союза Николай Никитович Попудренко”.
И в памяти встают незабываемые картины уже далёкой и в то же время такой близкой, суровой, полной тревог, лишений и невзгод, боевой партизанской жизни. Он мысленно отдаёт рапорт о своих трудовых делах любимому командиру и, поклонившись дорогой могиле, уезжает в родное Медвежье - Саньково.
Глава 14.
Третьего сентября 1943 года группировка фашистских войск по борьбе с партизанами появилась в районе станции Злынка и Вышкова. Никто из местных жителей не знал марш- рута движения гитлеровцев. Майя Симоненко, работавшая переводчицей на станции Злынке и снабжавшая партизан важными сведениями о противнике, тоже не знала, куда направляются каратели. Предполагалось, что они держат путь в западные районы Белоруссии. Но предвиделось и другое.
Потерпев поражение в битвах с партизанами в Елинско-Новозыбковских лесах, гитлеровцы могли выместить злобу на жителях маленьких деревушек, затерявшихся в лесной глухомани, - и в лучшем случае сжечь их, а людей угнать в фашистское рабство. Впоследствии стало известно, что такое секретное предписание свыше имели каратели и выполняли его с педантичной точностью. Группировка состояла из роты немцев, батальона мадьяр и чехов, большого числа полицаев, имела отличное вооружение,
вплоть до танкеток, броневиков, самоходных орудий, огнемётов и авиации.
Под утро четвёртого сентября связной Песенко Олимпий Васильевич принёс весть, что каратели, как о том сообщила Майя Симоненко, могут заглянуть в Медвежье - Саньково. В тот же момент, быстро накинув пиджак на плечи, Сергей Васильевич ушёл
к Савостияну Ипатовичу, чтобы договориться о принятии согласованных мер. Весть о карателях с быстротою молнии разнеслась по посёлку. Хозяйки заканчивали дойку коров, и пастух торопливо гнал по улице стадо, надеясь укрыть его в труднодоступном, только ему известном, месте. Брезжил рассвет, но солнце пока не всходило. Токарев спе-шил, немного устал, остановился и прислушался.
Стояла полная тишина: природа нежилась в сладком предутреннем сне. Над низинами висел туман. Воздух напоён терпким арома-том трав. И трудно было поверить, что где-то гремит война, и люди убивают друг друга. Вдруг позади послышался рокот моторов. Из-за леса выплыла громадная "рама”. Фоке-вульф плыл над посёлком прямо на Сергея Васильевича и он моментально спрятался в яме у придорожного ивового куста. Но, очевидно, лётчик заметил его, ибо пулемётная очередь хлестнула по листьям куста.
"Рама” сделала два круга над посёлками и скрылась за лесом в той стороне, откуда прилетела. Токарев выбрался из ямы и побежал в посёлок Саньково, как в тот же миг над головой резко просвистело и раз, и другой, и третий. Через мгновение снова просвистело над головой и впереди, километра за три в лесу раздались сухие разрывы снарядов. Каратели начали артподготовку.
К счастью, обстрел посёлков продолжался недолго, но лес, примыкавший к посёлку Медвежье с востока, наполнялся автоматной трескотнёй. Каратели подходили к посёлкам, окружая их большим полукольцом. Возле клуба встретился Сергей Васильевич с Савостияном Ипатовичем, в глазах которого видна была тревога, хотя он и старался скрыть её.
Токарев протянул ему руку с приветствием и спросил, что он намерен делать?
- Решил остаться здесь,- ответил Савостиян Ипатович, - будем надеяться, что пронесёт грозу. Мне было приказано уйти в лес к партизанам. Но людей жалко. Как я могу их ос-тавить? Может удастся спасти. А погибать, так всем вместе.
- А как группа?- спрсил Токарев.
- Группа ушла, чтобы не осложнять обстановки.
- Улик не оставила? Во дворе у вас лежало много взрывчатки и другого снаряжения.
- Всё унесено и спрятано. А под утро все ушли, подтвердил Савостиян Ипатович. И Сергей Васильевич решил идти домой, к семье. В благоприятный исход ему не верилось: немцы озлоблены большими потерями на фронте и неудачами в тылу. "Вряд ли они ос-тавят нас в покое”,- думал Сергей Васильевич. Токарев быстро подходил к околице. Впереди гудели моторы. Он быстро свернул за угол последнего дома улицы. И что же?! Сердце сжалось от неожиданной картины.
По полям, примыкающим к посёлку, перебегали солдаты в синей форме. Там же, ныряя в канавы и межи, ползут танкетки. Над посёлком Медвежье вздымались столбы пыли. Слышались отрывистые команды. Каратели вступали в посёлок Медвежье, оцепляя его со всех сторон. Сергей васильевич остановился. Странные чувства боролись в его душе. Бежать домой к семье и, не достигнув цели, нелепо погибнуть, попав в руки карателей, или вернуться в Саньков и остаться среди неродных, но близких ему людей?
И он предпочёл последнее. Торопливо прошло стадо скота. Саньковский пастух ре-шил укрыть его в лесу с южной стороны посёлка. В Санькове все были на ногах. Даже маленькие дети влезали на заборы и с тревогой посматривали в сторону посёлка Медвежье, где творилась ужасная суматоха.
Солдаты врывались в дома и выгоняли людей на улицу. Возвращаться назад не разрешали. Посельчане, понукаемые солдатами, идут в посёлок Саньково. По улице мчатся грузовики. Танкетки, лязгая гусеницами, ползут по полям и огородам, кромсая и коверкая рыхлую землю грядок, растирая и вдавливая в неё выращенные и выхоженные заботливыми руками плоды. Из леса выходит стадо коров. Пастух не успел укрыть скот, его настигли солдаты, и теперь стадо гнали в сторону станции Злынка для погрузки в вагоны. На площадь посёлка Саньково согнали жителей двух посёлков, свыше ста семидесяти человек. Люди стояли молча. Их окружали вооружённые солдаты. Подкатил броневик, открылась дверца, и из него вышли два офицера. Один из них крикнул слова команды, и солдаты быстро построились, приняв боевой порядок.
Жену свою Елену увидел Сергей Васильевич среди людей. В одной руке она держала наскоро собранный узелок с пожитками, другой - прижимала к себе сынишку. Сергей Васильевич подошёл к ним, поцеловал сына и взял его на руки. Молча обменялись с женой взглядамии, поняв друг друга, старались быть незаметными. На его вопрос:
- Тебе страшно?
- Будем держаться, - ответила она. Не подавая вида, он тихо продолжал:
- Чувствуется, что это очередная пытка, но кто его знает, чем всё кончится.
Ты обдумай план спасения. Потом мне скажешь. Надежды на помощь извне никакой, - пояснил Сергей Васильевич.
Глава 15.
Савостиян Ипатович стоял вблизи окружённых солдатами людей. Как только первые машины въехали в посёлок и стали на площади, из одной вышел офицер и потребовал управляющего и бабу Комариху. Комариха, на счастье, ушла к родственникам в дальнее село и к прибытию карателей ещё не вернулась. Офицер указал управляющему место в кабине, и шофёр повёл машину к дому Савостияна Ипатовича.
В доме и во дворе шёл обыск, но ничего подозрительного найдено не было. Офицер через переводчика потребовал у Савостияна Ипатовича точные сведения о партизанах и партизанских семьях в Медвежье-Санькове. Офицер и переводчик сидели на стульях у стола, Савостиян Ипатович стоял напротив. Офицер пристально смотрел ему в лицо, изучая, затем повернулся к переводчику и что-то приказал. Переводчик обратился к уп-равляющему:
- Господин полковник требует давать точные ответы и говорить только правду. Это облегчит вашу участь и участь жителей посёлков.
- Я всегда говорю начальству только правду,- раздалось в ответ.
Переводчик тут же перевёл, полковник выслушал и о чём-то снова спросил переводчика, который, обратившись к Савостияну Ипатовичу, сказал:
- Полковник доволен вашим ответом. Он хочет знать, ско лько у вас в посёлках партизан?
Управляющий: Партизан, говорите? Да их совсем у нас нет.
Переводчик: Допустим, местных нет. А наезжие? Сколько сегодня людей ушло из посёлка?
Управляющий: Боже упаси,что вы? Бог миловал. Нет и не было их у нас.
Переводчик: И никогда не приезжали? Хитрите!
Управляющий: Что мне хитрить? Провалиться мне на этом месте!
Переводчик: А вы подумайте.
Управляющий: Да что думать-то? Разве вот это. В начале лета было. Наехали какие-то. Так я в подполье спрятался и до утра там просидел, пока не уехали. А видеть их - не видел.
Переводчик начал докладывать о показаниях управляющего, как в дверь настойчиво постучали. Дверь открылась, вошёл фельдфебель и о чём-то доложил полковнику. Тот встал и направился к двери. Все последовали за ним.
Во дворе у ворот сарая стоял ящик с взрывчаткой. Солдаты обнаружили его на сеновале. Это предрешало исход дела.
Но Савостиян Ипатович решил держаться, хотя и трудно было найти выход из создавшейся ситуации. И когда переводчик, указав на ящик, спросил:
- А теперь, голубчик, что скажете?
Савостиян Ипатович, не теряя присутствия духа, ответил:
- Подлог, подлог чистейший. Злой умысел на меня. Нарочно сделано с целью опорочить честного человека. Здесь рядом фронт проходил, и взрывчатка везде была. Недруг нашёл, занёс и подложил. А завистников - их всегда много.
Объяснения управляющего были переведены полковнику, который, выслушав, побагровел и, размахнувшись, ударил его в лицо. Дело принимало опасный поворот. Савостияну Ипатовичу скрутили руки, усадили в машину и увезли на площадь в центре посёлка.
В то время, когда Савостиян Ипатович, окружённый конвоем, выходил из машины, переводчик говорил людям:
- Господин полковник дарует вам жизнь, если укажете партизанские семьи. В противном случае все будете уничтожены.
Но люди молчали.
- Чего вы молчите, чего ждёте? - наступал переводчик,- господин офицер великой Германии дальше не намерен ждать!
Савостиян Ипатович сделал шаг вперёд и, обратившись к переводчику, громко произнёс:
- А ты ему скажи, что люди ни в чём не виноваты! Они мирно работали на родной земле, сеяли и убирали хлеб, растили детей и не знали того, что знал и делал я. Ещё раз повторяю: люди не виноваты!
Говорил он свободно и убедительно. Голос его звучал страстно и вселял надежду в сердца людей. Евдокия Никитовна, жена Савостияна Ипатовича, ничего не знала о происшедшем. Жадно слушая речь мужа, она с восхищением смотрела на него, как на героя, поднявшего голос протеста против издевательства над людьми. Она радовалась за него. Но вот один из офицеров взял Савостияна Ипатовича за плечо, повернул спиной к людям и толкнул к машине. И только тогда Евдокия Никитовна увидела, что руки мужа связаны.
Невыразимый крик: ”И меня берите!” вырвался из её груди. Она бросилась, расталкивая людей, к своему мужу и нечаянно задела офицера. Тот размахнулся и хотел ударить её кулаком, но Савостиян Ипатович успел заслонить собой жену, приняв удар на себя. Затем их усадили в машину и увезли.
Глава 16.
В тот момент, когда офицер заставлял Савостияна Ипатовича прервать речь, другой немец сел в машину и быстро говорил по рации. Через мгновение из Медвежья донеслись пушечные выстрелы, и клубы дыма с красными языками пламени взвились над посёлком.
Медвежье горело. Факельщики жгли его, выполняя только что переданный по
рации приказ. Было за полдень. На небе ни облачка. Лёгкий обжигающий южный
ветерок усиливал зной.
Люди, позабывшие о еде, стояли молча. Только кое-где плакали маленькие дети. Матери старались успокоить их, но плачь не унимался. По улице патрулировали броневики. Появились немцы с огнемётами. Людям велено было следовать к дому управляющего. Дома на Северной улице посёлка Саньково уже пылали.
Вот ещё немцы с огнемётами. Против каждого дома они останавливались и расстреливали их в упор. Из жерла огнемёта вылетает сноп огня, ударяется в стену
дома, разбрызгиваясь, и дом мгновенно до основания охватывается пламенем. Огонь перекидывается на надворные постройки, заборы и плетни, сжигая всё подчистую. Стояла сушь. Две недели не было дождя и потому горело всё, даже растущие вблизи фруктовые деревья.
Ветер играл огнём, усиливая его работу. Узкая здесь улица залита пламенем.
Пламя смыкается над улицей, образуя огненную реку. И в эту пучину огня гонят людей.
У многих появились ожоги. Душераздирающие крики детей и истошные вопли женщин тонут в горячем и смрадном воздухе. Нет слов описать происходящее. Это надо было только видеть, чтобы понять, что творилось в душе каждого, что творилось в этом аду.
Бежать было некуда. Да и куда бежать? Всё равно смерть настигла бы бегущего. Над горящими посёлками почти на бреющем полёте кружили две "рамы”, неся сторожевую службу. Двигаться быстро по пылающей улице не разрешалось так же, как и отступать назад: впереди и позади людей на некотором от них удалении шли гитлеровцы. Задние подгоняли толпу, передние не давали им бежать. А по сторонам бушевал огонь, заполняя вихрями улицу.
Это была пытка. Взрослые терпели её, но малыши вскрикивали и заливались истошным плачем, когда падающие на незащищённые лица искры причиняли им жгучую боль. Матери укрывали детей одеждой, стараясь всеми силами уберечь их от ожогов. Бушевало море огня, мириады искр от объятых пламенем соломенных крыш вздымались высоко в небо и несмолкаемый вопль висел в смрадном воздухе.
Елена всеми способами защищала своего сынишку от огня, несла его на руках, прижимая к груди, стараясь прикрыть его своим телом от искр и пламени. Жакет на ней дымился, но она не обращала внимания на это и думала только о том, как уберечь, как спасти сынишку. Сергей Васильевич подошёл к ней и взял ребёнка.
Офицер, идя поодаль, щёлкал фотоаппаратом, другой - останавливался и крутил
ручку кинокамеры, снимая на киноленту происходящие здесь организованные фашистами жуткие картины вандализма. Последним на краюЗападной улицы был дом управляющего. Дом и надворные постройки были охвачены пламенем. Их только что подожгли из огнемётов. Из огня слышался треск рвущихся патронов.
Люди подходили к горящему дому Савостияна Ипатовича. Они шли здесь неторопясь, ибо были уверены,что в конце улицы их расстреляют. Но пылающая улица кончилась, и все выходили за околицу. На многих дымила одежда. Толпа остановилась и все ждали своей участи. Невдалеке за околицей и небольшим лесочком стояла новая колхозная конюшня. Люди решили, что она станет общей могилой для всех.
Примеры жестокой расправы с мирным населением уже имели место, и все предчувствовали страшную участь для себя. Толпа медленно двигалась вперёд. У Елены созрел план побега. За спиной
у неё узел с наскоро собранными пожитками. Она снимает узел и бросает на огород, в картофельную ботву.
- Ты зачем вещи бросила,- спросила подруга,-аль не жалко?
- Ничего, ничего не жалко,- ответила Елена,-только крепко хочется жить. Ах, если бы не связывал руки милый мой сын! Она взяла у Сергея Васильевича ребёнка к себе на руки и крепко поцеловала своё дитя.
- Ты знаешь,- обратилась она к подруге, - я решила бежать. С ним...вместе... Если погонят к конюшне, я бегу. Так и уме- реть легче, если застрелят. Слишком страшно видеть муки ребёнка там, в горящей конюшне. Нет, я бегу! Будь готова и ты. Рядом лес... может удастся.
Глава 17.
Савостияна Ипатовича с женой доставили в Гомель. Здесь, в гестопо, его неоднократно подвергали допросу. Фашисты надеялись получить от него сведения о партизанах, действующих на Гомельщине. О том, что Савостиян Ипатович опытный партизанский разведчик - связной, в гестапо уже знали по специальному доносу. Оставалось найти лишь подтверждение. А потому и было приказано группировке карателей проверить Медвежье-Саньково и, при обнаружении улик, посёлки сжечь, что хладнокровно и сделали каратели.
На допросах Савостиян Ипатович держался стойко. Он говорил о себе - человеке, строго исполняющем все распоряжения властей военного времени, как и надлежит делать управляющему в населённом пункте. О партизанах он показаний не давал, основываясь на том, что ничего о них толком не знает. Конечно, гестапо не удовлетворяли такие показания, и Савостиян Ипатович подвергался пыткам. Но твёрдость духа этого человека пытки не могли сломить.
Такую же твёрдость духа проявила и его жена, Евдокия Никитовна. Держали их в разных камерах. По отдельности допрашивали и старались сбить с толку ложными сообщениями о показаниях друг друга. Иногда устраивались очные ставки. Но на очных ставках узники поддерживали друг друга в стойкости, и гестаповцы решили очные ставки отменить...
Казалось бы, где узники черпали силы, укрепляя дух и волю, стойкость и веру, ведь судьбы их были предрешены, и они неминуемо погибнут при любых обстоятельствах? Сила любви к родной земле, к Родине, страстная вера в правоту своего дела, в неизбежность победы над врагом и безграничная ненависть к поработителям укрепляли в них веру и твёрдость духа. Они дали клятву держаться стойко, никого не выдавать и остались верны этой клятве до конца.
Глава 18.
Лишь только Елена условилась с подругой бежать, если людей направят к конюшне,как прогремели выстрелы. Стреляли справа, но кто и для чего - неизвестно. Прошли две - три долгие минуты. Толпа огибала лесочек и увиденное за ним вселило надежду на спасение: конюшня горела!
Стропила и балки трещали и рушились. Огонь бушевал, превращая в прах созданное трудом человека. Посельчане выстраивались в колонну и шли в неизвестный путь, конвоируемые двумя взводами солдат и взводом полицаев. У самой опушки леса, куда шла дорога, многие оглядывались назад - прощались с родными местами, кто зна-ет, может, навсегда.
Над посёлками ещё клубился дым от догорающих построек. Солнце давно уже свернуло за полдень, когда конвоируемые вошли в лес. Дорога здесь узкая. извилистая, не везде проходимая. По ней только что проползли танкетки. Долго шли люди по лесной дороге. Теперь они находились километров за девять от родных мест. Километров семнадцать впереди находился Добруш, городок районного значения на Гомельщине. Ясно, что сегодня до Добруша не дойти: день клонился к вечеру, и конвоируемые устали. Но конвой тревожился и торопил людей.
Становилось сумрачно: солнце катилось к закату. Многие надеялисья. что здесь, в лесу их выручат партизаны. Но эта акция, кажущаяся на первый взгляд простой, становилась рискованной и опасной, ибо могли быть жертвы среди конвоируемых. И партизаны отказались от опасной задумки. Посельчане продолжали свой путь и скоро вышли на широкую и прямую просеку.
Навстречу мчались две машины. Подкатили два грузовика с вооружёнными гитлеровцами. Конвой усилился. Минут через сорок конвоируемые подошли к Добрушскому тракту. Невдалеке справа от тракта расположилось небольшое селеньице Плоцкое. Чуть левее - полустанок Закопытье.
Конвой приказал следовать к полустанку. На небольшой поляне у полустанка, с трёх сторон окаймлённой лесом, велели располагаться на ночлег. И люди, пережившие такое потрясение и утомлённые дальним переходом, ложились на землю и тут же засыпали. Иные же обдумывали план побега и долго не могли уснуть. Площадку оцепил усиленный наряд часовых, а как стемнело, взвились в небо осве- тительные ракеты. И так одна за другой в течение всей ночи.
Глава 19.
Во второй половине того же дня к зданию Добрушской магистратуры подкатил броневик. Дверцы открылись и из него вышли двое военных. Майор в сопровождении лейтенанта быстро направился к парадному входу и через минуту скрылся в здании магистратуры. Ещё минута- другая и майор, постучав в дверь кабинета бургомистра, открыл её и вошёл в кабинет.
На чистом боварском наречии он приветствовал бургомистра, справился о его здоровье, пожелал успехов в предстоящей деятельности, и затем, уже на чистом русском языке, сказал:
- Окна и двери на прицеле, Не смейте противиться. Слушайте приказ. Завтра на станции Добруш остановятся вагоны с мирными гражданами - жителями сожжённых сегодня посёлков Медвежье и Саньково. В вашей власти - спасти погорельцев. Дальше Добруша они не должны быть угнаны. В их спасении ваша жизнь и жизнь вашей семьи. Сделайте всё возможное.
- Эт-то прик-каз? - дрожащим голосом переспросил бургомистр.
- Категорический, - подтвердил майор, - мы ждём безуп речного его выполнения.
В противном случае для вас всё ясно. Итак, до встречи.
Он козырнул и вышел из кабинета. Таким же быстрым шагом проследовал с лейтенантом через парадную дверь до броневика. Дверца захлопнулась, и броневик умчался в неиз вестном направлении.
Потрясённый происшедшим и придя в себя, бургомистр взвесил создавшуюся ситуацию и начал тщательно обдумывать план выполнения ультиматума.
|
||||||||||||||||||||||||||||||||
| Copyright MyCorp © 2024 |
