Глава 7.
Ещё в зиму 1942-43 г.г. в деревне Борки Добрушского района на Гомельщине дислоцировался партизанский отряд им. С. М. Будённого. Сама деревушка расположилась у реки Ипуть, на правом высоком её берегу. Вокруг на многие кило-метры раскинулся лес. За рекой - заливной луг, деревня
Хатки, затем лес до самого железнодорожного пути и дальше.
Отсюда, из Борков, партизаны уходили на боевые задания. Отряд имел спаянную и хорошо обученную конную разведгруппу, и боевые действия партизан всегда имели успех. Небольшие населённые пункты были опорой партизанского движения, местами укрытия и снабжения продовольствием.
Фашисты сначала выборочно, а затем повсеместно сжигали затерявшиеся в лесистой местности деревни, скот угоняли на корм солдатам, а людей, в лучшем случае , - в фашистское рабство. Они готовились взять реванш за поражение под Москвой и расчитывали крутыми мерами сломить дух
к сопротивлению, и таким образом укрепить свой тыл.
Страшная весть о кровавом злодеянии фашистов в деревне Хацуни Карачевского района на Брянщине, где они в октябре 1941 года уничтожили триста восемнадцать жителей, а деревню сожгли, долетела до Медвежья-Саньково в ноябре того же года.
В декабре в посёлке Вышкове, расположенном в девяти километрах к востоку от Мелдвежья-Саньково, гитлеровцы повесили на устрашение жителей партизана времён гражданской войны Григория Вороного. Его мёртвое тело, раскачиваемое порывами морозного ветра, висело на перекладине ворот при въезде на старый фабричный двор в течение десяти дней, наводило не страх, а вселяло в души людей негодование и возмущение фашистским "новым порядком” и звало к борьбе за поруганную и растоптанную честь и совесть народа.
В селе Добродеевке эсесовцы расстреляли детей евреев Лульевых в возрасте от трёх до шести лет. Их вина состояла лишь в том, что их родители были евреи.
Партизанской связной Ире Стариковой в гестапо в городе Злынке во время пытки фашистские палачи сломали нижнюю челюсть. Но Ира под пыткой осталась тверда и никого не выдала. Спаслась она чудом в момент массового расстрела в противотанковом рву за городом.
Был у Сергея Васильевича школьный товарищ Архип Андреевич Журавлёв. Учились они в Вышковском ФЗУ и жили на одной квартире. В свободное от домашних заданий время Архип
становился на табурет и говорил, импровизируя, речь на заданную тему минут пять-десять, без
шпаргалки. Замеченные недостатки в речи обсуждались совместно, и он снова произносил её и
доводил до совершенства. Архип мечтал выучиться на прокурора и поэтому упорно тренировал
свою память, дикцию, речь.
Выучиться на прокурора Архип не сумел, но зато успешно закончил Стародубское педучилище,
стал хорошим учителем и работал в средней школе города Злынки. Уроки импровизации бесследно не исчезли, он часто выступал в суде в качестве общественного обвинителя либо защитника и пользовался авторитетом среди жителей города.
Буквально на второй день после появления фашистов в городе Журавлёв Архип Андреевич был
схвачен гестаповцами. Он мужественно выдержал все пытки, не выдал никого и погиб, не изменив Родине.
В середине октября 1942 года каратели нагрянули в деревню Хатки. Заранее осведомлённые
жители угнали и укрыли часть своего скота в ближайших населённых пунктах у родстственников и знакомых. В Медвежье-Санькове укрывались семьи Тараевых, Стрельцовых, Макущенко, Зубрицких. Медвежье-саньковцы по-братски делились с ними всем, что имели.
Каратели входили в дома и дворы, брали лучшие пожитки и оставшийся скот, грузили в машины и так до последнего дома в деревне, и увозили. Людей, оставшихся в деревне, так же угнали. Утопающая весной и летом в цветах и зелени, состоящая из одной улицы белорусская деревня Хатки живописно расположилась вдоль берега заливного луга на два километра. Несколько кирпичных домов, магазин, школа, клуб и деревянные дома с искуссной резной отделкой украшали деревню. И эти дома факельщики поджигали, для ускорения применяя огнемёты. Кирпичные постройки разрушали с помощью мин. Дым, копоть, сажа и пыль висели в воздухе.
Когда каратели уехали, на месте цветущей деревни лежали груды развалин, стояли закопченые
печи и дымились догорающие головешки.
Постепенно возвращались жители разграбленной и сожжённой деревни. Несколько парней и девушек ушли в партизаны, пополнив ряды народных мстителей. Оставшиеся строили землянки, из разрушенных печей - кухни-времянки с упорным намерением возродить из пепла милую сердцу родную деревню. А те, кто был угнан в Гомельский концлагерь, были освобождены партизанами и возвратились домой в конце декабря 1942 года.
Глава 8.
В начале июля 1942 года шёл Сергей Васильевич по суходольному лугу проторенной тропинкой к большому лесу и увидел, как из зелёных зарослей вышла незнакомка, перешла огибавшую лес канаву и по тропинке шла навстречу. Расстояние между ними сокращалось, и они поравнялись. Незнакомка была среднего роста с правильными чертами лица. Разлёт чёрных бровей говорил за самобытный характер девушки, а в выразительных глазах виднелись усталость, тайная тревога и еле заметная грусть.
-Здравствуйте! - приветствовал Сергей Васильевич незнакомку, - вы откуда?
- Из лесу, - ответила девушка, шла из Добруша, сбилась с дороги и заблудилась. Далеко ли до Медвежья-Санькова?
- Нет, совсем близко. Вы устали. Хотите, до Медвежья провожу вас.
Незнакомка согласилась, и они пошли.
- С кем же имею честь идти, звать-то вас как?
- Катей звать, сказала девушка, - не Екатериной, а просто Катей. Так и зовите, - пояснила она.
Катя поинтересовалась, много ли в посёлке молодёжи - парней и девушек? Сергей Васильевич ответил, поняв интуитивно, что рядом с ним идёт девушка- комсомольский работник, коротко рассказал о себе и попросил Катю быть с ним откровеннее.
Так они вошли в Медвежье, и Сергей Васильевич привёл Катю к себе в дом. Вкратце рассказал обо всём жене, и она угостила девушку молоком с хлебом и кашей и приветливо предложила отдохнуть. Но первый раз Катя долго не задерживалась, отдыхать не стала, поблагодарила за привет и угощение, простилась и ушла в посёлок Саньково. Провожая её за околицу Сергей Васильевич коротко рассказал ей о Савостияне Ипатовиче как незаурядном человеке, на которого можно положиться и которому можно верить. Прощаясь, пожелал ей всего наилучшего.
Спустя некоторое время Катя ещё два раза посетила приветливый дом Сергея Васильевича. Второй раз пришла к ним под вечер вместе с командиром отряда имени С.М.Будённого Кривченко и его заместителем по политчасти Урсовым. В непринуждённой обстановке она давала советы по работе с молодёжью в оккупированной зоне. В третий раз навестила Сергея Васильевича в середине сентября 1942 года, пробыла не-долго и, прощаясь, сказала:
- Будьте осторожны. Теперь, наверно, не скоро увидимся. И она ушла. А события менялись быстро, и до Сергея Васильевича не доходили вести о лесной девушке Кате, так и не сказавшей своего настоящего имени. И только в ноябре 1943 года, находясь в действующей армии, Сергей Васильевич с радостью узнал, прочитав заметку в газете "Боевое знамя”, что их знакомая Катя не кто иная, как Варя Вырвич, секретарь Добрушского подпольного райкома комсомола.
Она прилетела с Большой земли весной 1942 года для организа-ции антифашистской работы среди молодёжи Добрушского района на Гомельщине. И Сергей Васильевич ещё раз мысленно пережил радость встреч с этой мужественной девушкой с партизанской кличкой Катя.
Глава 9.
В первой половине мая 1942 года в Новозыбковских и Софиевских лесах дислоцировался партизанский отряд, созданный в Черниговской области, под командованием А.Ф.Фёдорова. Местные партизанские отряды: имени Щорса, имени Ворошилова, имени Кирова из Новозыбковского, Злынковс-кого и Климовского районов объединились с ним. Образовалась единая крупная партизанская группировка, способная противостоять значительным силам противника и успешно развивать наступательные операции против фашистских войск в глубоком тылу.
Партизаны держали под контролем внушительный участок железной дороги: Гомель- Клинцы и Гомель- Бахмач. Диверсии на железной дороге совершались ежедневно. А.Ф.Фёдоров неоднократно приезжал в Медвежье - Саньково, встречался с Савостияном Ипатовичем.
В этот период в его отряд из Медвежья ушёл Молчанов Василий Филиппович и увёл с собой десять человек, которые бежали из эшелона с военнопленными и проживали у посельчан на правах членов семей. В семье Справцева Савостияна Ипатовича проживала в это время Шерстинская Любовь Абрамовна, еврейка. Она тоже ушла в партизаны.
Направляя группу народных мстителей в партизанский отряд, Савостиян Ипатович снабдил их всех оружием и боеприпасами. Оружие было скрытно привезено к Савостияну Ипатовичу при эвакуации военного городка. Оно предназначалось для партизанской войны в тылу противника и хранилось в тайниках, известных только Савостияну Ипатовичу. Срок наступил, и Савосиян Ипатович выдал оружие в надёжные руки. Теперь оно будет применено в боях за честь, свободу и независимость Родины.
Ширилось партизанское движение на захваченных территориях. Оно явилось большой помехой фашистскому командованию: надо было выделять немалые силы для ведения борьбы с партизанами на оккупированных территориях. Гитлеровцы усилили репрессии над мирным населением. Они устраивали массовые психические пытки с целью получить желаемые сведения.
Опишу одну из них. В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое июня 1942 года на перегоне между станциями Закопытье и Злынка, вбли-зи урочища "Барсуки” на Кривой в четырёх километрах от посёлка Медвежье взлетел на воздух фашистский эшелон с горючим и техникой. Вернувшись с боевого задания, проводник Молчанов Данила Захарыч, отец Елены, не успел, что называется, глаза закрыть, как был разбужен шумом и лязгом на улице. Он вскочил и посмотрел в окно.
Там маршировали фашистские солдаты. Посёлок оцепили и никому уйти не удалось. Немцы согнали жителей посёлка на площадь. Малолетние дети спали, и матери несли их на руках. Молча стояли люди большой группой. Здесь же, в гуще людей, стоял и Сергей Васильевич с женой Еленой и трёхлетним сынишкой. Он оценивал обстановку и подумал: ”Будет массовый расстрел, помо щи не будет, бежать не удастся, - всё перекрыто”. Затем взял на руки сына, прижал к груди и крепко-крепко поцеловал его. Оберлейтенант отдал команду солдатам. Те быстро построились: первые залегли, вторые - с колена, остальные - стоя, пулемёты - по краям, чтобы удобнее и без промаха разить перекрёстным огнём тех, кто попытается бежать. Оберлейтенант самодовольно ухмыльнулся, посмотрел на толпу и сказал:
- Кто из вас партизан? Выходи!
Переводчик перевёл, но из толпы никто не вышел. Тогда оберлейтенант гневным голосом прокричал людям. Переводчик обратился к ним:
- Господин старший лейтенант требует, чтобы вы назва-ли, кто среди вас партизан, коммунист или комсомолец. Назовите их фамилии и вы будете свободны, разойдётесь по домам. В противном случае будете расстреляны!
- Неужели найдётся предатель? - думала Елена.
Но люди молчали. Предателей не было. Матери целовали своих детей. Переводчик разговаривал с оберлейтенантом. Затем круто повернулся и сказал: - Господин старший лейтенант предлагает вам назвать партизан, коммунистов или комсомольцев и их семьи. Срок на размышление - три минуты. По истечении срока - команда солдатам на счёт "три”, после чего - огонь и вы будете расстреляны!
Люди упорно молчали. Оберлейтенант смотрел на часы. Потом скомандовал солдатам и они подготовились и ждали. Стоявший в толпе людей Молчанов Данила Захарыч напряжённо думал, как спасти людей? Он сосредоточился и ... решился. Оберлейтенант начал считать,переводчик тут же за ним переводил:
Люди упорно молчали. Оберлейтенант смотрел на часы. Потом скомандовал солдатам и они подготовились и ждали. Стоявший в толпе людей Молчанов Данила Захарыч напряжённо думал, как спасти людей? Он сосредоточился и ... решился. Оберлейтенант начал считать,переводчик тут же за ним переводил:
- Раз! Два!...
И в это время из толпы вышел Молчанов. Толпа наппряжённо загудела. Но Данила Захарыч, стоя по стойке смирно, обратился к оберлейтенанту:
- Ваше благородие! Я - старый солдат первой мировой войны, воевал на западном фронте и знаю, что немцы - вояки добрые! И ещё я знаю, что солдат должен говорить офицеру только правду. Правду я и скажу. Партизан у нас нет и не было. Коммунистов и комсомольцев - тоже. Мы - хлебопашцы, живём в этой глуши без коммунистов, без комсомольцев, трудимся честно на земле и выполняем свой долг перед властью. Задолженности по платежам у нас нет. Если я солгал, вы можете меня расстрелять. Я - в ваших руках. Но я солдат старой русской армии и сказал его благородию господину офицеру всю правду. Люди ошалели от страха. Они ни в чём не виноваты!
Сказав это, он оставался стоять смирно. Оберлейтенант слушал перевод его речи и, подумав, что-то сказал переводчику. Тот обратился к людям:
- Правду или ложь говорит ваш человек, кто подтвердит? Но помните, наказание за ложь будет такое же и тому, кто подтверждает.
- Все подтвердим! Правду он говорит, - загудела толпа,- мы не виноваты.
Переводчик перевёл оберлейтенанту. Они долго о чём-то совещались, после чего офицер приказал солдатам встать и коротко обратился к людям, а переводчик перевёл:
-Господин старший лейтенант прощает вас. Идите по домам и приготовьте яички, сало - всё, что у вас есть. Солдаты придут и возьмут, что вы приготовите. Люди продолжали стоять. Они не поняли, что свободны, что психическая пытка кончилась и страшное прошло. Но, придя в себя, быстро разошлись по домам, не оглядываясь. Потом солдаты собрали в домах приготовленную для них дань до смерти перепуганными людьми.
Глава 10.
В одной из радиопередач Сергею Васильевичу удалось узнать, что соратник Гитлера по военной авантюре дуче итальянских фашистов Муссолини после разгрома немцев под Сталинградом уже не в силах убеждать итальянских солдат самоотверженно сражаться на восточном фронте, что его солдаты не выполняют приказов командования и покидают фронт. Вести эти отражались подпольщиками в листовках и доходили до населения округи. А в зиму 1942-43 г. г. жители Вышкова и Добродеевки были свидетелями тому, как итальянские солдаты, пообедав у местных хозяев, уходили с благодарностью за обед, незаметно "забывая” свои карабины вместе с боеприпасами.
Перед правительством Германии встал вопрос пополне-ния рядов сильно обескровленной армии, и оно объявило то тальную мобилизацию. Под ружьё становились шестнадцатилетние мальчишки. Вермахт усиленно готовился к новому наступлению в лето 1943 года. Обещанный англо-американцами второй фронт не был открыт и пока не предвиделось предпосылок к его открытию.
Перед правительством Германии встал вопрос пополне-ния рядов сильно обескровленной армии, и оно объявило то тальную мобилизацию. Под ружьё становились шестнадцатилетние мальчишки. Вермахт усиленно готовился к новому наступлению в лето 1943 года. Обещанный англо-американцами второй фронт не был открыт и пока не предвиделось предпосылок к его открытию.
Фашистское командование чу- вствовало себя в этой связи в безопасности, что давало возможность использовать им огромные людские резервы и во-енную технику на восточном фронте. Советское верховное командование не могло в полной мере надеяться на помощь со стороны Англии и США, ибо война шла ещё на территории СССР, и союзники выжидали.
Конечно,симпатии большинства населения планеты были на стороне Советского Союза. Но это
Конечно,симпатии большинства населения планеты были на стороне Советского Союза. Но это
лишь симпатии, какие с действенной помощью далеко не сравнимы. Перед лицом смертельной опасности Советский Союз был предоставлен самому себе и, как сказочный богатырь, бился с тёмными си-лами фашизма за светлое будущее человечества. Красная Армия черпала силы в своём народе, отстаивала его честь, свободу и независимость. Она стояла насмерть во имя жизни , во имя торжества свободы и справедливости, во имя спасения цивилизации, во имя утверждения прочного мира на земле.
В этом была её сила, в этом был её успех, в этом была её непобедимость.
Глава 11.
Второго июня 1943 года Сергей Васильевич встретился у Савостиянна Ипатовича с Николаем Михайлашевым, который в непринуждённой беседе попросил:
- Ты давно здесь живёшь и по роду своей работы неплохо должен знать свой районный город и людей, не всех, конечно. Но может у тебя есть там хорошие знакомые, которым можно верить, как себе. Нам очень нужна явочная квартира в Злынке. Попытайся подыскать такую. Условься с хозяином о пароле и отзыве. Очень надо. Сумеешь?
- Попробую, - сказал Сергей Васильевич, - есть у меня на-дежда на одних моих знакомых. Только давно не встречался с ними. Но, думаю, они остались такими же, как прежде.
- Ты проанализируй хорошенько всё о тех людях, к каким идти решил, и действуй наверняка. Всё предусмотри и будь осторожен, - советовал Николай и, расставаясь, пожелал успехов.
Дома Сергей Васильевич поделился обо всём с женой. Она выслушала и сказала:
- Люди, с какими тебе надо условиться о деле, хорошие, но может они изменились за время оккупации. Помнишь, когда мы были у них в последний раз перед войной,то в нашей беседе принимала участие только Виктория, а муж её отмалчивался и участия в разговоре почти не принимал. Что-то мало надежды на него. Ты будь осторожен. Узнай хорошенько, каков он теперь, - напутствовала жена.
Утром следующего дня Сергей Васильевич выехал из дома. В пути он обдумывал многие варианты
и окончательно остановился на одном: всё же идти к Разумовским.
- Виктория Витальевна, по моему убеждению, настоящая советская женщина. Она много рассказывала о себе и о своих братьях, которые живут в Москве и занимают высокие посты. На неё можно положиться, - думал Сергей Васильевич.
- Муж её, Порфирий Власович, по профессии учитель русского языка и литературы, по натуре неразговорчив, несколько застенчив, скрытен и качества эти можно отнести на счёт его профессии. Он солидарен с мнением жены и всецело подчиняется ей, - анализировал Сергей Васильевич свои встречи с Разумовскими.
-У них два сына. Старшему, Виталию, исполнилось десять лет, младшему, Гоге- семь. Дети хорошо во-спитаны и неприятностей с их стороны не будет, подводил итог Сергей Васильевич.
С такими радужными мыслями въехал он на Республиканскую улицу города Злынки с надеждой на полный успех в задуманном предприятии. Подъехав к дому Разумовских, он открыл ворота, въехал во двор и, оставив коня у крыльца, вошёл в дом.
Большой и ещё новый дом имел несколько хорошо обставленных старинной мебелью комнат. Встретил его в прихожей комнате Порфирий Власович с осунувшимся лицом и со слезами на глазах. Ломая руки и не переставая плакать он рассказал о постигшем их горе. Вчера мальчики ушли в лес, нашли там мину, и Гога подорвался на ней. Токарев заглянул в маленькую комнатку Гоги. Мальчик лежал в бинтах и тихо стонал. Сергею Васильевичу, конечно, было жаль мальчика и Разумовских, к которым так нелепо пришло несчастье.
Виктории Витальевны не было дома, она ушла в аптеку и скоро должна вернуться, как сказал Порфирий. Токарев решил до её прихода поговорить с Порфирием Власовиче и поведал ему, что приехал просить о возможной помощи партизанам.
Порфирий не дал ему договорить. Осунувшееся от пережитого горя лицо его мгновенно
изменилось, приняв угрожающий вид, и он гневным голосом закричал:
- Да как вы смеете! За кого вы меня принимаете? И кто вы такой? Кто послал вас? Да знаете ли вы , что у меня в доме живёт начальник гестапо? Вот это две его комнаты закрыты, он утром на службу ушёл. Я только теперь почувствовал свободу. Я ненавидел и ненавижу советскую власть и все советс кие порядки. Настоящая свобода пришла к нам с запада- слышите! И принесли её нам немцы.
Во время его гневной речи Токарев подумал:
- Сколько же вас, предателей, маскировалось у нас под честных советских людей! Да и теперь маскируются там, за линией фронта, и вредят исподтишка советскому строю. А Разумовский продолжал изливать на Сергея Васильевича свою жёлчь, не прерывая:
- А вы убирайтесь вон отсюда! Не знаю я вас и знать не хочу. Сейчас же пойду в гестапо и расскажу о вас всё!
Он надел шляпу, вышел из дома, быстро пошёл через двор и чёрную калитку в сад и пошёл огородами, надеясь сократить километровый путь от дома до гестапо.
Сергей Васильевич моментально отвязал коня, открыл ворота и выехал со двора. В ту минуту, когда он закрывал ворота, возвратилась Виктория Витальевна. Взглянув Токареву в лицо, она встревоженно спросила:
- Где Фир Власович? - так звала она мужа.
- Только что ушёл в гестапо доносить на меня. Виктория Витальевна поняла всё и бросилась догонять му-жа, чтобы не дать ему совершить преступление. А конь Сергея Васильевича в это время мчался по Республиканской улице, увозя Токарева от злополучного дома Разумовских. И думалось Токареву, если Виктория Витальевна догонит мужа, то всё может сойти благополучно, если нет, то ему грозит попасть в гестапо, а там известно, чем может кончиться.
К счастью, преступления Разумовскому совершить не удалось. В середине дня Сергей Васильевич был дома и рассказал жене о неудавшемся визите. Токаревы всесторонне анализировали создавшуюся ситуацию и были твёрдо уверены в благоразумии Виктории Витальевны и что всё обойдётся. Потом Сергей Васильевич ушёл к Савостияну Ипатовичу, встретил там Николая Михайлашева и рассказал ему всё. Он сказал:
- Советую вам с семьёй уйти в отряд. Кто знает с этим Разумовским. Хорошо, если жена убедит его. А не убедит,- попадёте в гестапо. Терять своих людей не в наших интересах.
Семь суток Токаревы не жили дома. Но ничего не случилось, и Сергей Васильевич в душе искренне благодарил Викторию Витальевну, что она своим благородным мужественным поступком отвела беду от его семьи.
Глава 12.
Проживала в посёлке Саньково болтливая да хвастливая женщина - вдова по прозванию Комариха. О ней и рассказ пойдёт.
Было это в первой половине июля 1943 года. Вот и говорит она подруге своей, Евгении Чистовой, степенной женщине:
-В Демьяновском лесу дюже много черники созрело. Давай, голубонька, соберём и на базар снесём, променяем кой на что, а то и на денежку. Согласилась Евгения. Два раза в лес ходили, много ягод набрали. Насыпали короба лучиновые с крышками и в Добруш, к базарному дню.
- Полночи шли,- рассказывала потом Комариха соседкам,- зато на базар рано пришли. Устали, - дорога не близкая. Отдохнули малость. Тут и покупатели, и продавцы с разным товаром пришли. Сидим это мы, продаём понемножку. А рядом старичёк примостился с зельем всяким- травку лечебную принёс. Продаёт он травку и на ягодки наши посматривает.
- Что засмотрелся, - говорю, - нравятся?
- Нравятся, - говорит, - занятные ягодки, спелые. Но прежде познакомимся, как соседи по торговле. Я - Никита Левашов, из Крупца, на Северной улице живу. Домишко свой имею. А вы?
- А я из Санькова, - говорю, - баба Комариха. Спроси у нас в Санькове бабу Комариху - все знают. А имени моего многие и не припомнят.
- Оно так завсегда бывает, подтвердил старичёк, - а Саньково, оно большое село? - спрашивает.
- Да где там село, - говорю, - посёлок небольшой. Там и Медвежье рядом. Тоже посёлок в одну улицу.
- Вот как!- восхитился старичок.
- Вот мы и познакомились. А ягодки-то где собирали? - поинтересовался он
- Знамо, где - в лесу, - говорю.
- Вы и партизан не боитесь. Не встретились они вам, а то отобрали бы у вас ягодки.
- А разве в лесу ягод мало? Подумаешь, отбирать будут. Они места ягодные нам указывали. Партизаны - люди хорошие, - сказала я.
- О-хо-хо, - вздохнул старичок, - у вас хорошо. А у нас в Крупце староста много людей в Германию сдал, побей его бог, - старичёк перекрестился и продолжал: - Партизаны давно его ищут, да он от них прячется и с оружием ходит. Вот какой у нас староста. А у вас не то-о-о,- протянул он, - у вас старосты,наверное, не-ет.
- Старосты нет, зато управляющий есть. Но он свой, - похвасталась я, - и немцев не боится, и от партизан не прячется.
- Вот оно как!...
Старичёк что-то ещё продолжал говорить, да тут подошли покупатели, и я занялась своим делом.
А когда покупатели отхлынули, старичка с его лечебной травкой уже не было. Мы продали ягоды и
пошли домой. Только поздним вечером пришли в свой посёлок.
Рассказала Комариха соседкам о встрече со старичком на базаре. Послушали они, посудачили. Одна из них вздохнула и говорит:
- Плохо ты сделала, голубушка, что о наших посёлках и наших делах старичку рассказала. Ты говоришь, ушёл незаметно. А он, наверное, к своему начальству пошёл со сведениями шпионскими, какие от тебя получил. Хорошо. что вы ушли быстро, а то и за вами бы явились. Выдала ты нас. И управляющего тоже. Не ровен час, теперь не миновать беды, - заключила соседка.
Так упрекали соседи бабу Комариху за её болтливость. Но скоро всё было забыто в сумятице сменявших друг друга чрезвычайных будней.