Во имя жизни - огонь! (Продолжение)
В нескольких километрах от лагеря находился небольшой город, в котором стоял гарнизон противника. Там же проходила железная дорога, связывавшая Брянск с Гомелем, по которой следовали немецкие поезда на восток и обратно. Железная дорога была основным объектом диверсий партизан. Мы взрывали железнодорожные мосты, пускали под откос поезда противника. Свои диверсии проводили ночью. Днём отдыхали, учились военному делу, несли караульную службу.
Я в то время был комиссаром отряда. В одно июньское утро занимался проверкой бродов на реке на случай возможной вынужденной эвакуации. Справившись с намеченным делом, я стоял на берегу, когда услышал позади себя шорох.
Я оглянулся,- прямо на меня шла девушка. За ракитовым кустом, где я стоял, она не видела меня, и шла свободно, ничего не подозревая. На вид ей нельзя было дать более шестнадцати лет. Одета она была в синюю сатиновую юбку, такого же цвета кофточку и лёгкую шерстяную жакетку. В левой руке её был небольшой узелок. Чёрные брови, голубые глаза, прямой тонкий нос и правильное очертание рта с чуть заметно
вздёрнутой верхней губой придавали незаурядную красоту и какую-то особую решимость её лицу.
Я вышел ей навстречу, но она не испугалась меня и не замедлила шагов. Никаких признаков страха не было на её лице. Я спросил, кто она и чего здесь ищет? В ответ она спросила:
- Ты кто будешь, партизан?
Я ответил ей да.
-Если ты партизан,- продолжала она,- то отведи меня к вашему командиру.
- Я почти такой же командир. Чего вы хотите?
-Такой, да, может быть и не такой,- сомневалась девушка.
-Я комиссар отряда,- пояснил я,- можете всё говорить мне.
-Если ты комиссар,- недоверчиво посмотрев на меня, возра-зила девушка,- то отведёшь меня прямо к командиру и там всё
узнаешь обо мне. А если ты не хочешь помочь мне, я сама
найду командира. Больше ничего я тебе не скажу.
Я был уверен, что она ничего о себе не скажет и поэтому не стал затруднять девушку излишними вопросами. Мы пришли в штаб.
Здесь был командир отряда. Девушка обратилась к нему и с жаром рассказала следующее:
-Товарищ командир, выслушайте меня. Зовут меня Олей. У меня была семья: отец, мать и брат. Немцы убили мою мать и повесили брата за связь с партизанами. Отец мой на фронте.
Я пришла к вам и не буду для вас обузой, буду вместе с вами бить фашистов, мстить за смерть матери и брата. Примите меня в свой отряд.
-Хорошо, Оля. Ты убедила нас,- выразил своё согласие командир отряда,- отряда,- нам санитарки нужны, не так ли, комиссар. Я подтвердил. Вошёл писарь, и командир приказал ему зачислить девушку в списки личного состава пятого взвода. И Оля стала партизанкой.
В относительном спокойствии наша жизнь в лагере продол-жалась недолго. О дислокации отряда стало известно врагу, и он не давал покоя налётами бомбардировщиков. Потянулись грозные партизанские будни. Каратели стягивали крупные силы для блокады лагеря, они решили закрыть нам все выходы и пути отхода.
Медлить было нельзя. Решено было увести часть личного состава отряда, женщин и детей в недоступную для врага местность. Эвакуацию начали ночью. Путь лежал через реку,
а затем по поросшему кустарником лугу и по болотам вглубь леса. Особую трудность представляла переправа через реку. Лошади, хотя и привычные, неохотно ступали в ночную воду, останавливались, фыркали и, понукаемые погонщиками,
медленно шли вперёд. Лодочники перевозили людей. Переправа продолжалась более двух часов. И когда последняя подвода из обоза въехала на берег, мы облегчённо вздохнули, ибо остальной путь был не так труден. Стоял знойный август, и опытным следопытам не составляло особого труда провести отряд самыми нехожеными тропами.
В лагере осталась значительная часть отряда и партизанской артиллерии. Нужно было дать серьёзный отпор врагу.
Оля осталась с нами. Она прекрасно владела многими видами оружия и страстно хотела принять участие в предстоящем сра-жении. Долго ждать не пришлось. Вечером следующего дня разведка донесла о скоплении карателей в деревне Сосновка. А в четвёртом часу утра начался артобстрел нашего лагеря.
После артобстрела появились два вражеских бомбардировщика. Они беспорядочно сбросили бомбы, не причинив нам вреда и улетели обратно, обстреляв опушку из пулемётов.
Мы ничем не проявляли себя.
Скоро враг повторил артподготовку, затем мы услышали рёв
моторов и лязг гусениц. Это ползли вражеские танкетки.
Одновременно нарастала и приближалась беспорядочная
автоматная стрельба.
Пути подхода к нашему расположению были заминированы, и мы не боялись, что враг безнаказанно прорвётся к нему. Немцы насту-
пали полукольцом, охватывая подступы к лесу. Они шли фронтом во весь рост, то и дело стреляя перед собой в сторону неведомого и страшного для них леса.
Несколько танкеток приближались к лесу, за ними – машины с солдатами. Не встречая сопротивления на опушке леса, они на тихом ходу двинулись вперёд по лесной дороге.
На опушку леса, где раньше находился лагерь партизан, каратели подходили медленно и осторожно. Они прощупывали
опушку миномётным огнём и беспорядочной автоматной стрельбой. У нас появились раненые, но мы молчали. Нужна была выдержка, она решала многое. Враг недоумевал, огонь его стал слабее. Каратели смелее подходили к опушке. И когда они подошли почти вплотную, раздался шквальный партизанский огонь.
Лес ожил. Застучали пулемёты, загрохотали гранаты. Разящимм огнём встречали партизаны незваных гостей. Передние ряды противника были опрокинуты. Немецкие танкетки и машины взрывались на минах. Уцелевшие солдаты бежали прочь, отстреливаясь. Засевшие по обе стороны дороги партизаны прерывали их путь.
На санитарном пункте шла своя работа. Врач Карпов Геннадий Кириллович оказывал медицинскую помощь раненым. Он никогда не был военным, но, тем не менее, проявлял исключительное хладнокровие и спокойствие в условиях боя.
Здесь же была и Оля. Она хорошо исполняла свои обязанности медсестры, но её одолевало неодолимое желание быть там, ближе к врагу, и уничтожать его своими руками. Она несколько раз обращалась к врачу с просьбой отпустить её на помощь товарищам. И когда на санитарный пункт принесли тяжело раненого Григория Терентьева, одного из лучших наших пулемётчиков, Оля не выдержала.
Она взяла ручной пулемёт Терентьева, сумку с дисками, ручные гранаты и ушла. Она пришла в тот момент, когда мы отбивали очередную атаку противника. О, это была атака!
Капитан Сергеев в возбуждении встал и ходил по комнате, не прерывая рассказа.
- Враг бросил все силы на наш укреплённый пункт. Наш редут
закрывал подступы к главным силам. Не взять его значило для противника проиграть сражение. Вот почему враг
с таким упорством наступал здесь. Я корректировал огонь нашей батареи и заменял вышедшего из строя пулемётчика Григория Терентьева. И в этот момент появилась Оля. Она заняла удобную позицию справа от меня, и её пулемёт заработал.
Противник обрушил на нас шквальный огонь. Кругом треск и грохот. Дым, смешанный с вздыбленной землёй и пылью,
наполнял воздух. Казалось мы не выдержим, что надо отступить, но мы держались. Стволы пулемётов накалились докрасна, и мы тогда брали ППШ и вели огонь. Меня легко ранило в руку, Оля перевязала мне рану, и я снова мог вести огонь. Оля была здесь же. Она мастерски владела пулемётом и вела
огонь по выбору. Вблизи и вдали по опушке стучали наши «максимы».
Враг наступал. Он сосредоточил огонь на нашей точке. Вра-жеская пуля попала мне в плечо. Я упал и потерял сознание. Вдруг слышу:
- Комиссар, вам надо уйти отсюда. Вы ещё сможете… Ползите… За меня не беспокойтесь. Если что, я вызову на себя огонь нашей батареи. Координаты я знаю.
Я открыл глаза. Надо мной хлопотала Оля. Глаза её горели
неизъяснимым огнём. В них была страстная жажда жизни, не-
выразимая решимость и величайшая ненавись к врагу за пору-ганную юность.
Огонь! – скомандовал я и потянулся к пулемёту. Снова зара-ботала наша огневая точка. Мы продолжали бой, но силы по-кидали меня. Каратели неумолимо приближались. Они были совсем рядом, когда Оля со словами «Во имя жизни – огонь!»
метнула по врагам гранаты. А когда дым рассеялся, её пулемёт строчил, но звуки его доносились до меня, как будто
замирая. Что было дальше,- не помню. В себя пришёл уже в госпитале и только через месяц вернулся в строй.
-Ну, а как с Олей?- в один голос обратились к рассказчику внимательно слушавшие его собеседники.
Оля погибла. Она долго ещё вела огонь по врагу, а затем, когда каратели буквально окружили её огневую точку, Оля,
уже раненая, вызвала на себя огонь нашей батареи. Враг был уничтожен. Но так же не стало и Оли.
Не стало Оли. Не стало этой простой советской девушки
с прекрасной душой и сердцем. Она презрела смерть. Она отдала свою жизнь во имя жизни других, грядущих поколе-ний, во имя жизни, может быть, нас с вами.
А вы говорите!...
Трус.
Работал по вольному найму в военном городке Умчалов Филипп Трофимович в должности водителя второго класса. Был он молод, только что вернулся из Красной Армии и
Жил в то время у тестя с женой и малолетним сыном в небольшой деревушке Пчёлки Добрушского района на Гомельщине. Должность свою вёл исправно, был на хорошем счету у начальства, копил средства для постройки собственного дома. Жена его, Галина Егоровна, работала в колхозе и во всём старалась помочь мужу.
Филипп Трофимович прекрасно знал машину, слыл хорошим шофёром- механиком и при ремонте закреплённой за ним машины обходился без помощников. Это лишний раз
подчёркивало увлечение любимым делом, знание дела, выде-ляло его среди других в глазах начальства и давало возмож-ность получать путёвки в выгодные рейсы.
Так и летели за днями дни в поездках, в служебных коман-дировках, да в своих работах, на какие приходилось-то ис-пользовать лишь выходные дни, да время отпусков. И всё же дела складывались неплохо. Умчалов заготовил строительный материал для дома, срубил добротный пятистенок и в
1945 году планировал отделать его для жилья и справить новоселье. Но началась война и перепутала все стройно начерченные планы Филиппа Трофимовича.
Работы шофёру значительно прибавилось. Часто приходи- лось по несколько дней не являться домой из неотложных поездок и совершенно не стало сколько- нибудь свободного времени для своего личного хозяйства. Да и можно ли было думать о нём, когда коварный враг уже топтал своими грязными сапогами значительные территории, временно оставленные нашими войсками? Времени для этого не хватало. Надо было собрать все силы для защиты Советской Родины. И настоящий советский гражданин отдавал всего себя борьбе за Честь, Свободу и Независимость Родины.
Все мужское население резерва мобилизовано на фронт. Умчалов Филипп Трофимович оставался пока в военном го-родке и продолжал свою безупречную работу по эвакуации военного имущества. Ездить на автомашине становилось не-безопасно. Фашистские летчики господствовали в воздухе, проникали далеко в тыл и легко можно было попасть под бомбежку. Так оно и случилось.
Двенадцатого августа 1941 года, при возвращении из оче-редного рейса, Умчалов Филипп Трофимович попал под бомбежку. Он ехал по открытой полевой дороге и лишь в самый последний момент заметил фашистских стервятников. Он моментально остановил машину под растущим поблизости деревом, еле успел выпрыгнуть из кабины и укрыться в ближайшей траншее. Раздался страшный грохот. В траншею посыпались комья земли. Затем все стихло.
Умчалов выбрался из укрытия, стряхнул с одежды песок,
осмотрелся кругом, подошел к месту, где оставил машину и увидел лишь большую воронку и куски искореженного железа – все, что осталось от грузовой машины.
-Счастлив же я, - подумал Филипп Трофимович, - что успел выпрыгнуть из кабины и укрыться в траншее. А то и костей бы никто не нашел. Он рассчитал, что от места бомбежки до дома километров пятнадцать будет, а до военного городка – все двадцать. И решил идти домой.
Пришел он совсем темно, но в доме еще не спали, хотя и не зажигали лампы, в целях светомаскировки. Все домашние стояли на крыльце, слушали грохот канонады и смотрели, как вспыхивают над Гомелем зарницы от взрывов фугасных бомб и тяжелых артиллерийских снарядов. Красная Армия героически отстаивала Гомель.
Филипп Трофимович рассказал жене о постигшем его несчастье, о том, что надо срочно доложить обо всем начальству. Галина Егоровна выслушала да говорит:
- Не спеши-ка ты к начальству ходить. Оно, может, уехало, пока ты в поездке был. Слыхал, как грохочет. Бои, верно, за Гомель идут. Немцы не сегодня-завтра тут будут. Не ходи. И начальство посчитает, что разбомбили тебя вместе с машиной в дороге. И никто сейчас искать не станет.
И Умчалов Филипп Трофимович подумал, подумал и внял совету жены, остался. А там, подумал, и война кончится. Его присутствие в доме должно быть тайной от других, от соседей. И все домашние члены семьи долго хранили эту тайну. Дом у тестя большой и скрываться было где.
Так и просидел в подполье у тестя шофер второго класса, Умчалов Филипп Трофимович до весны 1942 года безо всякой пользы для семьи и для Родины. Дом его так и остался стоять недостроенным. Многое передумал он за это время.
И многое открылось ему совсем в другом свете.
- Эх, - думал он, - и до чего довела меня моя трусость.
Ему было стыдно самого себя, стыдно оставаться без дела ему, привыкшему с малых лет к труду, к действию. Да еще в такую пору! Угрызение совести мучило его, и он искал выхода из создавшегося положения. И выход был найден.
Во второй половине мая 1942 года Умчалов ушел в парти-заннский отряд А. Ф. Федорова, который дислоцировался в это время в Новозыбковских лесах на Брянщине.
А в первой половине августа 1942 года факельщики из отряда карателей сожгли деревушку Пчелки дотла. Но оповещённые заранее жители успели уйти к родственникам в деревню Демьянки и Медвежье-Саньково, другие укрылись в лесу и этим спаслись от угона в фашистское рабство.
В партизанском отряде Умчалов Филипп Трофимович счи-тался одним из отважных и храбрых воинов. Он искупал свою вину за дезертирство и трусость и погиб в ночь восьмого июля 1943 года во время прорыва блокады у большака Дубровка-Софиевка, прикрывая главные партизанские силы.